Я возвращался с пляжа уже ночью. Дорога до города - каменистый берег, усыпанный валунами - петляла над морем. Черт его знает, что сморило меня днем. Я проспал с пяти вечера до половины десятого. Да и за рулем я поминутно протирал глаза и отчаянно зевал. Может, в этом была виновата духота, душившая все живое второй день кряду. Мне так и не удалось приняться за работу. Фотоаппарат скучал в сумке, мольберт простоял на солнце весь день: я спал.

Разбудил меня то ли свежий ветерок, то ли головная боль. Было уже темно. Я на ощупь собрал свои вещи, при этом чуть не уронив мольберт, и закинул все на заднее сиденье машины. В машине мне снова захотелось спать, но я решил все же доехать до города. Чтобы не заснуть за рулем, я оставил форточку чуть открытой.
Гроза началась неожиданно.

Разорвав небеса пополам, пробежала широкая бело-синяя молния. Несколько секунд спустя до меня донесся гром – ужасающей силы, будто хлопок исполинского кнута. От неожиданности я притормозил. Тотчас в форточку влетел ветер, остро, холодом обжег лицо и шею. Я кинул взгляд на море. Его было почти не видно, выдавали лишь пенящиеся верхушки волн. По лобовому стеклу ударили первые капли. Каждая – размером с крупную ягоду. Я тронулся и поехал дальше. Фары выкусывали из тьмы прыгающую дорогу и гнущиеся деревья. Я сильнее утопил педаль газа. Автомобиль трясся по камням и кочкам. Дождь вдруг ударил со всей силы. Дорога стала скользкой, но я не сбавлял скорости. Мной овладел страх, что гроза погубит меня. Несколько молний вгрызлись в землю, веером вспоров небосвод.

Я все гнал.

Море отражало молнии, шрамами искажавшие небо. Дождь с ветром нещадно хлестали деревья. Колеса скользили по мокрой земле и камням. Я несколько раз пытался разогнать машину быстрее, но она только пробуксовывала, едва выдавая 45км/ч.

Дождь резко утих. Не насовсем, но его барабанная дробь сменилась на тихое постукивание. Бешено скачущие по лобовому стеклу дворники смахнули несколько капель и заскрипели по почти высохшему стеклу. Я выключил их, сбавил скорость. Странно, но это затишье снова начало усыплять меня. С минуту я проехал, борясь со сном. И тогда ударили молнии.

Сначала одна – прямо в море. Докатившийся гром был похож на вздох-стон, и мне почудилось даже слово «Орхш». Потом молния упала где-то далеко позади, и я услышал «Гаххар». Ударившая справа, в верх берега молния, отозвалась звуком «Аххаг». Четвертая молния ударила очень близко. Она попала в дерево у дороги, которое вспыхнуло подобно самой молнии, и упало на дорогу. Я ехал не слишком быстро, но не успел затормозить. Горящее дерево испугало меня. Едва успев обогнуть дерево слева, я почувствовал глухой удар и только потом понял, что закрыл глаза. Машина сходу врезалась в большой камень и заглохла. При столкновении мне тоже не повезло – ремень безопасности не был пристегнут. Очнулся я быстро. Потрогав лоб, я обнаружил там шишку и кровоподтек. Сидеть в машине было страшно, и я вышел на воздух.

Шел редкий дождь, иногда порывами налетал холодный ветер. Я вспомнил, что перед столкновением об машину что-то ударилось, и решил посмотреть на причину удара. Я обошел горящее дерево и увидел ее.

Это была девушка, судя по длинным волосам. Впрочем, судя по фигуре тоже. Она лежала на мокрой земле, разметав руки и ноги. Я подошел к ней, дотронулся до лба. Пощупал пульс. Ладонь была горячей, но я никак не мог найти пульс. По небу бегали мелкие молнии, и я урывками мог рассмотреть ее лицо.

Она открыла глаза, и я оставил ее руку в покое.

- Вы не сильно ушиблись? - Она не ответила, и я продолжил:

- Где у вас болит?

Она приподнялась на локте, оглянулась и спросила:

- Где я? Что это было?

- Я сбил вас на машине. Вы были под деревом? В вас молния не ударяла?

Она улыбнулась последнему вопросу. Я помог ей подняться и представился:

- Я Макс.

- Я Харра.

Вдруг в ее глазах вспыхнул огонь. На мгновенье, но я был совершенно ослеплен. Он был ярко-голубым, до рези. «Показалось», подумал я. Пошел дождь. Я сходил в машину, восстанавливая зрение, нашел рубашку и вернулся к девушке.

- Возьмите, а то замерзнете. Вы вся промокли. Пойдемте в машину. Печка должна работать…

- Нет! – вскрикнула она. – Давайте лучше сюда.

Она сделала шаг в сторону, и в полутьме я увидел небольшое, в человеческий рост, скорченное деревце. Мы кое-как уместились под ним сидя. Она накинула сверху мою рубашку и уставилась на море. Иногда море выхватывали из ночной темноты сполохи молний, кутавшиеся в тучах, иногда – резкие кнуты самих молний.

- Какое оно красивое, - произнесла девушка. – Совсем не такое, как сверху.

- Вы летчица или альпинистка, да? – поинтересовался я. Она посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я попытался снова:

- Откуда вы знаете, как выглядит море сверху?

Она замялась немного, потом сказала:

- Отец рассказывал.

- А он откуда знает?

Харра повернула голову в мою сторону, улыбнулась и прошептала:

- А он всегда там.

Я уставился на море. «Наверное, у нее умер отец. Он был летчиком… или просто высотником. А она думает, что говорит с ним. Мда…»

- Ты любишь грозу? – спросила она через несколько минут.

- Нет, - уверенно сказал я. – Во-первых, я не люблю сырость. А во-вторых, тучи закрывают солнце. Чего в ней хорошего?

- Вода дает жизнь. А гром, молния, ветер – это такая свобода! Хочешь, полетаем?

«Ого», - подумал я. – «Эк нас занесло... Надеюсь, это не буйное помешательство».

- Давай, Макс! Полетели! Здесь действительно сыро и душно.

Она вышла из-под дерева и взяла меня за руку. Ну что ж, решил я, если она вздумает сброситься со скалы, я хоть смогу удержать ее. Я встал и пошел с ней. Она подошла прямо к отвесному берегу, неожиданно смело обняла меня и сказала, улыбнувшись: «Только не бойся». Я тоже обнял ее, прикидывая, куда поделикатнее отбросить ее от края. Глаза девушки слабо вспыхнули бело-голубым, по моему телу пробежали мурашки. Пахнуло озоном. Волосы затрещали, как от статического электричества. Не успел я ни о чем подумать, как вдруг мы с ней оказались в воздухе.

Причем, летели мы вверх.

Харра звонко рассмеялась.

- У тебя волосы торчат!

- М-мы летим? – я дрожал всем телом, зубы лязгали от страха. Холодно не было – было чуть прохладно, но комфортно. Берег стремительно удалялся. Море падало в бездну, а мы с Харрой падали в небо. Летели мы не слишком быстро, но мои внутренности очень хорошо чувствовали ускорение.

- Аххаг! Макс, смотри, это моя сестра!

Я оглянулся, но все, что я увидел – это словно застывшая молния, летящая параллельно с нами за моей спиной. Жутко прогремело над ухом, - у меня в голове аж зазвенело, в глазах поплыли разноцветные круги.

- Она спрашивает, кто ты, - засмеялась Харра. Я едва слышал ее, оглохнув от предыдущего грома.

- Это она прогремела? – проорал я.

- Да. Извини, я забыла, что ты человек. Наверное, тебе это слишком громко.

Я не успел ничего ответить, как недалеко прогремело еще дважды. Эти громы были потише, но я опять временно оглох. Я прочел у Харры по губам: «Братья, Орхш и Гаххар». Я кивнул. Вокруг нас с Харрой засветилось белым широкое кольцо. Послышалось еще несколько громов, но, видимо приглушенные кольцом, они прозвучали далеко не так громко.

- Ты боишься? – спросила она через некоторое время.

- Нет. Ну, не то чтобы очень…

- Орхш говорит, что ты сейчас лопнешь от страха, - засмеялась Харра. «Много понимает этот тупой гром в моем страхе», со злостью подумал я. «Я тоже мог бы хорошенько напугать его. Засунуть в розетку например и обесточить».

- Если хочешь, давай слетаем на остров, - предложила Харра, внимательно посмотрев на меня. Видимо, мой вид ее уже не веселил.

- Валяй, - вяло согласился я.

И мы с бешеной скоростью, сделав несколько крутых виражей, понеслись вниз. Приземление, впрочем, оказалось очень мягким. Харра положила меня на траву (здесь дождя не было), присела рядом и ласково смотрела на меня.

- Вы такие странные, люди…

- А ты кто?

- Не знаю, как сказать… Ты уже понял, где я живу… Там мой дом.

- В наших домах есть стены, крыша. Разве небо может заменить дом?

Я приподнялся на локте, совсем как Харра полчаса назад.

- Это все равно что спать в поле!

Она взяла мою руку в свою, склонилась надо мной:

- Ваши предки не так уж давно ночевали в полях. И вы сами называли поле своим домом. Разве для того, чтобы жить свободно, нужны четыре стены?

- А где ты спишь? Чем ты питаешься? Что ты делаешь в свободное время?

Харра рассмеялась.

- Сплю я обычно в облаке. Еда мне не нужна, а что значит свободное время? Я и так свободна! Мы нередко видимся с сестрой и братьями, еще я часто разговариваю с отцом. А ты что делаешь? Я знаю, что у людей всегда куча дел, и они ничего не успевают.

- Довольно живо подмечено, - улыбнулся я. – Я рисую и фотографирую.

- Что значит фотографирую?

- Это сложно объяснить…

- Но можно? – она озорно улыбнулась, отпустив мою руку.

- Кажется, я нашел легкий способ, - сказал я. – Представь отражение в воде, только без ряби. Это отражение сохраняется на бумаге. Немного похоже на рисунок.

- А-а-а… - разочарованно протянула Харра. – А что ты рисуешь?

- Я рисую море, леса, поля… Дома… В общем, природу и немного людей.

- Нарисуй меня?

- Как?? У меня нет ни красок, ни холста, ни кистей…

- Я не говорю сейчас. Потом.

- Хорошо.

Харра легла на живот рядом со мной, задумчиво поглядела звезды и спросила:

- Макс… Отец говорил, что у вас есть дар…

Я пожевал травинку, с интересом посмотрел на девушку.

- Он сказал, что у вас есть то, чего лишена я и мои братья с сестрой…

- Четыре стены? – пошутил я.

- Вы называете это любовь.

Я присвистнул. Никогда не думал, что сердечные терзания могут быть интересны небесам. Не знаю, может я ожидал услышать от нее другие слова – цивилизация, культура, история, душа, наконец… Но она сказала любовь. Впрочем, чего еще ожидать от девушки… Я одернул себя и лег на бок, чтобы лучше видеть ее.
- Не все считают это даром. Иногда из-за любви умирают… От неразделенной любви. Это жестокое чувство… Но прекрасное. Как море в шторм.

- Отец сказал также.

- А твой отец… Он знает, что такое любовь? Как вы появились на свет?

Харра стрельнула глазками, совсем по-земному, как обычная девушка:

- Мы появились не так, как вы… А про любовь он знает из ваших слов.

- Понятно.

Мы помолчали. Я думал том, как мне нарисовать Харру – то задумчивую, то озорную, с горящими глазами, теплыми руками, парящую в небе, лежащую на траве… Она думала о любви – о чем еще может думать девушка, задумчиво смотрящая на звезды?..

- Звезды великолепны, правда? Но на земле они такие маленькие и постоянно мерцают, - вдруг сказала она. – Как вы смогли увидеть в них то, что видим в них мы?

Я посмотрел на Харру с большим интересом. Она романтик, как и я. Мы такие разные, но любим одни и те же вещи. Жаль, что ей не понравилась фотография. Зато теперь я понял, как нарисовать ее. Полеты, молнии – это все ерунда. Она не нуждается в спецэффектах. Я нарисую ее лежащей на траве: она будет смотреть на звезды.

- Мы тщеславно дарим звезды своим любимым. С одной стороны, этот дар ничего не стоит, и звезды все равно не принадлежат никому. С другой стороны, они действительно прекрасны, как и любовь.

- Да, это превосходный подарок. Макс?

- Да?

- Давай искупаемся?

Я с сомнением посмотрел на воду, но возле острова не было ни туч, ни сильного ветра – вода была спокойной. Я согласился, и мы сбежали по склону на берег. Вода была прохладной, но приятной. Впрочем, меня смутило другое. У Харры, насколько я мог предположить, не было купальника. Я уже отвернулся и начал искать место поуединеннее, как она взяла меня за руку.

- Не думай об этом. Я сама могла бы отойти, если б хотела.

Я повернулся к ней. Она была без одежды. В темноте ее тело блестело и слабо светилось голубым светом. Оно было похоже на женское, но линии были менее сложными. Харра смотрела открыто, не прикрываясь, и ждала моей реакции. Я ответил не сразу.

- Ты очень красива.

Она рассмеялась, тряхнув своими волосами. А потом кинулась в воду и поплыла от меня. Вода возле нее слегка покалывала, словно от электрического тока, но я плавал долго. Мы смеялись и догоняли друг друга, плескались как дети. Потом какое-то время мы плыли на спине, глядя на звезды. Устав от воды, мы вышли на берег и снова улеглись на траве. Она рассказывала о звездах, о братьях и сестре, а потом я незаметно уснул…

Проснулся я затемно, но уже чувствовалось, что скоро рассветет. Харра сидела надо мной и улыбалась.

- Я долго спал?

- Нет-нет, совсем чуточку. Буквально пару часов. Но нам пора.

Я потянулся, с хрустом зевнул: - Уже?

- Да, если ты не хочешь остаться на этом острове.

Я умылся, и мы полетели тем же способом – обнявшись. Вблизи берега моросил мелкий дождик, и вялый ветер гулял в исхлестанных кронах деревьев. Мы опустились возле моей помятой машины. Харра не отпускала мою руку, и я не возражал. Через некоторое время я спросил:

- Ты придешь завтра?

- Нет, Макс. Ни завтра, ни послезавтра. Возможно, что никогда.

- Но почему???

- Потому что тебе нужны четыре стены, а мне… небо, - улыбнулась она. Опустив мою руку, она подошла к берегу – отвесной 20-метровой стене над прибоем. Я подошел к ней.

- Ну, теперь мне уже совсем пора.

- Как я покажу тебе картину?

- Я приду, когда она будет готова.

- Значит, завтра?

Она провела рукой по моей щеке: - Все зависит от тебя.

Харра быстро поцеловала меня, и взмыла вверх яркой молнией, обдав волной озона и электричества. Я навсегда запомнил то ощущение – безвкусный, чем-то чужой, но теплый поцелуй…

Я пытался нарисовать ее. Весь следующий день, неделю, месяц… Лето прошло в попытках нарисовать одну лишь картину – девушку, смотрящую на звезды. Но я чувствовал, что рисую не то. Она ускользала от меня в последнюю минуту. Если я начинал рисовать глаза, вместо улыбки ее лицо выдавало усмешку. Когда я начинал с ее губ, портрет портили пошлые глаза. И я отправлял в корзину один эскиз за другим. Она приходила только во снах, и мне не удавалось запечатлеть ее на бумаге. Друзья говорили, что я рисую ангела, и если эскиз для меня недостаточно хорош - значит, я видел самого Бога.
____________________________________________
ВАДИМ ДИНИСЛАМОВ (23/08/2006-5/01/2007 года)