Профессор смотрит с тоской за окно, а там: кап-кап, красные капли сбегают вниз по стеклу. Одна за другой, изгибаются по немыслимым дорожкам, у каждой капли она своя. В оконной раме не хватает одного стекла, и ветер брызгает красным на грязный подоконник. С хрустом потянувшись, профессор отрывает взгляд от окна и своим дребезжащим голосом продолжает рассказ:

- Горячий шар солнца кружится вокруг щита, и небесные жители успевают вовремя уйти с пути и не столкнуться с ним, иначе нас всех ждала бы катастрофа, ужасная катастрофа, друзья мои...

Из самого темного угла аудитории вскакивает один из его студентов и тянет худую руку, высоко, под самый потолок, закопченный свечами. Да, думает профессор, жаль здесь нет электричества. Все эти свечи - от них только копоть и ничего больше.

Почти слепой, он щурится и пытается угадать, кто это так отчаянно просит слова. Бросив гадать, он милостиво кивает головой, и тот час узнает голос спрашивающего. Это же Гриша Перов, смешной и маленький, в очках с толстыми линзами. Он, кажется в сорок третьем погиб в блокаду, или это был Андрей, его брат? Впрочем, сейчас это неважно. Профессор поворачивается к своему студенту левым ухом и снисходительно улыбается.

- Профессор, но ведь наш щит, он когда-нибудь упадет? Или что-нибудь еще должно случится с ним. Так ведь, профессор?

Да, да, это Гриша. Умный и дерзкий Гришка. Профессор улыбается ему, кивает головой и жует своим пустым ртом влажный воздух:

- Конечно, конечно, вы правы, Григорий. Всему есть свое начало и всему приходит конец. И щит земной - не исключение. Многие ученые мужи готовы бесконечно спорить об этом. Кто говорит, что щит найдет по еле слышному звуку слепой великан Морок, а кто-то утверждает, что щит упадет за край звездного покрывала в студеную пустоту. Но это всего лишь гипотезы, друзья мои, всего лишь...

Он проводит своими прищуренными уставшими глазами по переднему ряду студентов, дальше для него все лица - только белые пятна. Вот сидит Анечка Шпак - в сороковом она утонула на Ладоге. Рядом с ней почти спит Игорь Маслеников, он был летчиком и пропал без вести. Вот еще один Игорь, Зимухин. Он погиб в сорок первом - под бомбежкой перетаскивал оборудование из лаборатории в подвал, а принес осколок под белым халатом... Зина Креггер - умерла от голода. Полный и всегда застенчивый Иван... и фамилию не помню, вот ведь... единственный, кто выжил в войну из них. В пятидесятых его убили какие-то бандиты, и вообще, темное дело, очень темное. А вот Данька Шестенко, он в ополчении был, а потом тоже пропал без вести, как Игорь. И Людочка Васильева, вот она, рядом с окном. Когда она свою мертвую маму везла на санках, худенькая, замотанная в какие-то вещички-тряпочки, снег валил и валил. Уже тогда снег был розовый, страшный снег... Ох, он и пугал тогда - лежал посреди мертвого и нехорошего города.

Профессор трет свои глаза черствыми пальцами и кивает студентам:

- Друзья, на сегодня все, завтра милости прошу на лекцию о чудовищах судьбы, которые живут по ту сторону земного щита. Всего хорошего...

Он кланяется сломанным столам, сваленным грудой посредине аудитории, надевает профессорскую шапочку и идет к выходу. Он слышит, как под ногами хрустят обломки кирпича, но ему кажется, что это кусочки мела, и он неодобрительно хмурится из-под шапочки. За его спиной хлопает дверь, а эхо долго мечется по пустому помещению.

Профессор выходит на улицу и старается не смотреть на прохожих, у которых красные и влажные лица, он старается не замечать машин, из-под колес которых брызжет что-то красное, прямо на тротуар. Он проходит мимо вздыбленных коней на мосту, он пересекает живой и скользкий проспект и спускается под землю. Метро покачивает и баюкает его. Ему так уютно здесь, глубоко под землей, где ласковый зверь несет его в своих сильных стальных руках, а потом бережно ставит на мраморный пол станции.

Профессор медленно поднимается к себе на четвертый этаж, долго звенит ключами, открывая дверь, еще дольше идет по коридору, но все-таки доходит до кухни, где бесится на столе радиоточка и валяется забытый кем-то столовый нож. Профессор садится за стол, собирает крошки хлеба своими черствыми пальцами, скатывает крошки в серый шарик и вдыхает их горьковатый запах. За окном, над плоским, как ладонь, городом, несутся красные тучи, и профессор очень боится, что сейчас, вот именно сейчас, тучи разойдутся, и пальцы слепого великана Морока ухватятся за край щита.

__________________________
Андрей Емельянов, 2005