Я здесь жил с семи лет до шестнадцати перемещался перебежками до школы и обратно в угловой магазин летал за хлебом забегал в прохладный череп старого дома с высокими высокими потолками пил коктейль или томатный сок на сдачу. Весной восемьдесят седьмого флаги вывалили языки на площадь репродукторы хрипло забили меня по горло в демонстрацию, которая дрожала, потела тащила меня в сердце города а там разорвала на три части. Одну часть выбросило в начало двадцать первого века вторая часть здесь смеётся радует молодую маму третья часть сидит на верхушке мира поёт, болтает ногами. И тонкое сердце моё сегодня порвётся и будет как знамя ронять тяжёлые ртутные капли на тёплый асфальт между нами.
редкая птица
Когда я играл в группе «Осьминожки и другие обитатели мирового океана», ко мне после первого (и последнего) концерта подошёл парень, лет двадцати-двадцати пяти, не больше, сказал, что восьмого августа в Польше, в городе Вроцлав, будет фестиваль, что-то там про рок против всех, про антиглобализм, про безумие капитала. Ещё сказал он, что групп там крутых будет немало.
Эй, сказал он, давай к нам, на разогреве у «Warsaw», это же круто? Конечно, круто, сказал я, кто же спорит, это даже больше чем круто, купим билеты, смотаемся в Польшу, тем более, что я поляк на одну четверть, а может и больше. Дед мой брал Варшаву, прабабка из Варшавы убегала, всё запуталась, всё сломалось, завращался мой личный шарик в начале двадцатого века.
Как знать, если бы не Пилсудский, Будённый, Первая Конная, пот лошадиный, сабельный звон, шрам через всё горло, от уха до уха, если бы не дряхлая старуха-полячка, если бы не Иран, не прадед в зиндане, не эвакуация прабабки, если бы не я, маленький, чуть ли не сорвавшийся со строительного крана… Чёрт его знает, если бы не всё это, перепутавшееся в моём солнечном сплетении, вращался бы шарик? Я не знаю, честно говоря, я в сомнении.
Пока я так думал, парень закурил, похлопал меня по плечу, сказал мне, что ждёт у входа, чтобы обговорить детали. Только быстрей, быстрее, времени мало нам дали. У нас надолго не отпускают, нельзя нам тут долго находиться. Послушай, спросил я, а как твоё имя? Ян Кёртис, сказал он, что на языке Бислама означает «редкая птица».
письмо
Приходят ко мне казачки засланные с полиэтиленовыми пакетами с семизначными цифрами с редкими записями Муслимгаузе а у меня во рту зубы шатаются от неправильного произношения.
Пишу тебе письма на бумаге серой слова рассыпаю перемешиваю слова то ли от неумения а может от ужаса слова рассыпаются.
Люблю и тебя, и сына, и дочку боюсь за вас всегда как чокнутый а ну как вдруг и сразу всё это закончится проснусь в поту в окопе в больнице в старом городе в ползунках ползу ползу не просыпаюсь.
Всегда твой гниющий от страха цветущий от ужаса розовый неумный но временами немножечко хо-ро-ший.
Меню сайта